Глава 3. Первая встреча

Утро выдалось туманным, слякотным и промозглым. Низкие серые тучи цеплялись за вершины гор, плыли очень медленно и спускали на землю мокрые косы. На асфальтированных дорожка блестели лужи. С веток берез звенела капель. Нахохлившееся воробьи прятались под карнизами крыш. Люди, подобно нахохлившимся воробьям, пробегали небольшие расстояния до столовой и скрывались в дверном проеме ее чрева. Василий Петрович тоже стряхнул мелкую водяную пыль со шляпы, разделся в вестибюле и поднялся на второй этаж. За несколько дней он уже освоился в столовой и изучил ее. Она состояла из двух больших залов, сплошь заставленных столами и стульями. Оставались лишь узкие проходы, где сновали официантки с тележками, на которых дымилась паром и благоухала запахами пища. Это была настоящая фабрика пищи, где кормились более тысячи человек. Василий Петрович уже знал, как зовут двух мужчин и женщину, сидящих за его столом, знал, что чуть слева и сзади стол, за которым обедает Маша. Она уже не была похожа на ту уставшую девушку с тяжелым чемоданом, а веселой и жизнерадостной, всегда при встрече разговаривала с ним. Жила Маша в четвертом, самом дальнем корпусе и встречались они только в столовой. Справа от него, за соседним столом сидели: Аня, у окна и Светлана Михайловна у прохода. Она и за столом очень прямо, не нагибаясь ела медленно и тожественно, словно священнодействуя. Аня, наоборот, съедала все быстро, за едой что-то говорила, улыбаясь, а потом поджидала подругу. Василий Петрович наблюдал за ними и это его забавляло. Муса обедал где-то в другом зале и встречались они опять лишь на улице или в своей комнате.

Несмотря на сплошной дефицит продуктов кормили здесь неплохо, готовили вкусно, кому не хватало, давали добавку. Василию Петровичу хватало общепринятых норм. После трапезы, он иногда собирал со стола остатки мясных блюд на бумажную салфетку и выносил, ожидавшим на крыльце, собакам. Их около полудюжины бездомных или имеющих хозяев, ежедневно собирались у входа в столовую три раза в день точно по расписанию. Были они разных пород, окраски и размеров. Некоторые отдыхающие их подкармливали. Василий Петрович тоже облюбовал себе в друзья крупного серого пса неопределённой породы, скорее всего смеси лайки с овчаркой и назвал его Дружком. Пес его тоже запомнил и, виляя хвостом, сопровождал своего благодетеля в столовую и весело встречал на обратном пути, надеясь на обильное вознаграждение, за свою преданности. На этот раз Василий Петрович угостил его куриными косточками, и Дружок радостно захрустел ими. Василий Петрович присел и потрепал его по мокрому загривку:

— Поправляйся, Дружок!

Из всех домашних животных, он больше всего любил собак за их привязанность и верность человеку. Они, вероятно, чувствуя его доброту, платили ему тем же: никогда не злились на него, а если даже и лаяли; то не злобно, а так для порядка.

За время завтрака резко поднялся ветер, разогнавший туман и водяная пыль перестала сыпаться сверху. Даже тучи, казалось, поднялись выше, ускорили свой бег и уже не цеплялись за вершины гор. Были все признаки того, что погода улучшится и после обеда можно будет совершить прогулку на лестницу в 925 ступенек к реке Юрюзань, которую Василий Петрович запланировал на этот день. Он прошел, назначенные ему, процедуры и до обеда читал «Тысячу и одну смерть». За это время небо очистилось от облаков, ярко светило солнце, асфальт на аллеях высох, как будто и не было с утра никакого ненастья. Погода располагала к прогулкам.

Василий Петрович не пошел по лестнице с самого верха, а вышел к ней от домика паровых ванн, оставив позади три лестничных пролета. И здесь на взгорке, недалеко от лестницы он увидел Машу. Она со смуглой и очень миловидной девушкой собирала ягоды с низкого, раскидистого куста. Он остановился возле них:

— Маша, вы что перешли на подножный корм?

— Нет, — ответила Маша, — это – лечебная ягода. Жостер.

Василий Петрович подошел ближе:

— И отчего же этот жостер?

— Слабительное.

Он сорвал пару тёмно-синих ягод и попробовал на вкус. Они были горько сладкими с несколькими косточками внутри. И он вспомнил эти ягоды, и он знал их. На Украине их зовут крушиной.

— Слабительное, слабительное, — громко сказала, стоящая на лестнице, женщина.

— Василий Петрович только теперь ее заметил и перелез через перила к ней на лестницу. Одета она была в тёмно-серое драповое демисезонное пальто, синие джинсовые брюки и серые ботинки. Каштановые волосы прикрывала тёмно-синяя суконная беретка. Его поразил вид этой женщины. Он даже подумал, что она стоит как мокрая курица в дождь с мокрыми крыльями. На вид ей было около сорока лет, но миловидное, с правильными чертами лицо, выражало крайнюю усталость и отрешенность от мира. Казалось, что она смотрит в пространство и ничего не видит. Она даже не взглянула, на подошедшего к ней, мужчину. Тонкий, чуть вздернутый на конце носик был направлен в противоположную от него сторону, но он сумел разглядеть ее, когда перелезал через перила, и она стоял к нему лицом, но не видела его. «Странная женщина» - подумал Василий Петрович.

— Вы туда? — он показал вниз к Юрюзани. — Или оттуда?

Женщина, как бы очнулась, повернувшись к нему, скороговоркой ответила:

— Туда, туда, вниз.

Голос у нее был мелодичный и приятный.

— Тогда пошли, предложил Василий Петрович. — Я тоже вниз. Хочу посмотреть, что собой представляет река Юрюзань. Все остальные достопримечательности я уже видел. Все кроме цинкового источника.

Женщина послушно пошла рядом с ним. На металлических ступенях лестницы гулко отдавался каждый шаг. Хотя пролеты лестницы круто спускались вниз, идти было легко, так как ступени располагались часто, приходилось делать мелкие шажки. Если бы он шел один, то наверняка перешагивал бы через две ступени, а так приходилось приноравливаться к шагам женщины. После каждого пролета лестницы сделаны небольшие площадки, где можно постоять и отдохнуть. Прошли половину пути, пока женщина нарушила молчание:

— Вы с Машей из одной местности?

— Нет, — ответил он, — мы просто вместе приехали и вместе добирались ночью до санатория. Только теперь женщина взглянула на него с интересом:

— А мы с Машей вместе живем. Она мне рассказывала о вас и о том, как вы добирались. Она хорошая.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Василий Петрович.

Когда осталось пройти последний пролет, они остановились. Справа был проем в перилах и выход на узкую площадку террасы длиной около двадцати метров в длину. Женщина предложила:

— Давайте дальше не пойдем — тяжело будет подниматься. Отсюда и так все хорошо видно.

Они стояли на террасе, а внизу бурлила река шириной около тридцати метров, очень быстрая и шумливая. Она, как змея, извивалась среди поросших лесом гор и лугов. На ее наружной дуге очередной извилины возвышается крутым, обрывистым склоном гора Янган-тау, а на противоположном берегу – обширный луг с заплатами запаханных под зиму участков. Юрюзань бурлила и пенилась о прибрежные камни под самым обрывом и тихо, спокойно несла свои воды у равнинного берега. У самой воды под обрывом – натоптанная людская тропа, где спокойно, под шум воды прогуливались две парочки.

— Видите, какая идиллия, — сказала женщина.

— Вроде нашей, — иронически согласился Василий Петрович.

— Природа-то, природа вокруг, — продолжала женщина. — А воздух! Дыши и хочется…

— Чего хочется? — пошутил он.

На ее лице, строгом и уставшем, появилась улыбка:

— А вам палец в рот не клади. Дышать после города таким воздухом хочется.

Василий Петрович тоже улыбнулся в ответ. Он сразу понял, что его случайная спутница очень сообразительная, умная и не допустит никакой словесной оплошности. На вид она строгая, придавленная каким-то горем или просто буднями нашей, часто неустроенной жизни, но все же она, как богиня из древнегреческих мифов, величавая и притягательная. Нужно держать себя с ней тактично и корректно, иначе самому можно попасть впросак.

Подниматься на верх было намного тяжелее. Лицо у женщины раскраснелось, дыхание участилось. Василию Петровичу тоже трудно давался подъем, но он, как кавалер старался держаться молодцом.

— Нужно передохнуть, — попросила она, когда прошли два пролета. — Сердце пошаливает. А вы идите, я сама доберусь.

— Нет, я вас возьму «на буксир». Дайте руку или меня берите под руку. Будет легче идти.

— Нет. Что вы!

Она отдернула руку с таким видом, как будто ее хотят затащить в огонь или пропасть

«Почему она такая недотрога?» - думал Василий Петрович. – «Почему такая невеселая?». Он же предлагал ей дружескую, просто человеческую помощь, а она ее отвергла, как что-то постыдное или недозволенное. А может боится, находящегося где-то рядом, мужа или знакомых, чтоб те не доложили мужу, что она сразу вцепилась в чужого, незнакомого мужчину.

Женщина останавливалась почти на каждой площадке, а он терпеливо ждал ее и старался развеселить, поднять дух разными шутками. Она улыбалась, хотя ей это удавалось не легко из-за участившегося дыхания и лицо ее казалось тогда не таким строгим и усталым.

Лобовые стороны каждой металлической ступеньки исписаны красками. Здесь были фамилии и имена из городов и весей всего обширного Волжско-Уральского региона. Красовались и даты пребывания здесь хозяев имен. Иногда встречались признания в любви. Надписи эти пестрели так густо, что занимали все места, где можно было поставить несколько букв. Такие свободные места закончились, судя по датам, года три назад. Читая эту летопись, женщина промолвила:

— Можно подумать, что здесь у каждого была наготове краска.

— Да, потрудились люди, — согласился Василий Петрович. — Нам с вами места не оставили.

При очередной передышке, когда она положила кисти обеих рук на перила, он заметил на безымянном пальце левой руки тонкий золотой перстенек с продолговатым камнем. Вдовая или разведёнка. Но он знал и таких женщин, которые оторвавшись от дома, от мужа, снимали с правой руки обручальное кольцо и надевали на левую, чтобы пофлиртовать или завести роман с мужчиной, вдали от опостылевшего мужа. Они сами напрашивались на комплименты, сами создавали различные пикантные ситуации. Эта женщина вроде бы не из таких: побоялась, чтобы к ней прикоснулись, в разговоре не допускает никаких вольностей. Только, вот болеет она, наверное, сильно или горе у нее большое – очень уж она невеселая и строгая. У Василия Петровича сразу появилось к ней своего рода душевное расположение. Он всегда жалел женщин, у которых случались житейские неурядицы и старался помочь им. Вспомнился случай, когда он помог одной женщине на Казанском вокзале Москвы. У нее украли сумочку с деньгами, документами и железнодорожным билетом. Она сидела и плакала. Чтобы добраться домой ей требовалось всего 5 рублей, и Василий Петрович дал их ей, не спрашивая кто она и откуда, но женщина сама настояла, чтобы он дал ей свой адрес. Пока он доехал домой, на казахстанскую целину, пришел перевод на эти несчастные пять рублей. Потом жена подозрительно допрашивала его: что да откуда.

Когда добрались до пригорка с кустом жостера ни Маши, ни ее подруги здесь уже не было. Василий Петрович уже знал, что Маша живет в четвертом корпусе, значит и эта женщина там же, в одной с ней комнате и им сейчас нужно расходиться в разные стороны. Он хотел провести ее еще немного, но она опередила его:

— Спасибо за прогулку и за компанию. Мне было не скучно с вами. Сама я, наверное, не рискнула бы спуститься вниз. Всего вам доброго!

И, не оглядываясь, пошла по аллее. Он направился в другую сторону, огорчаясь, что не спросил даже имени этой странной и чем-то заинтересовавшей его, женщины.